Ричард Штерн - Вздымающийся ад [Вздымающийся ад. Вам решать, комиссар!]
Фрэзи молча раздумывал. Потом наконец, ответил:
— Я все еще не могу понять, Вилли. Что вас, собственно, беспокоит?
Гиддингс воздел свои огромные ручищи и бессильно уронил их.
— Да в этом-то все и дело. Не знаю.
Он подумал о теории Берта Макгроу, что над некоторыми зданиями висит злой рок, и хотя не верил в это, сам знал такие стройки, где все шло наперекосяк и никто никогда не мог найти объяснения.
— И кроме того, только что произошло еще кое-что. Некто проник внутрь здания и болтается по нему, и это мне не нравится.
Фрэзи нахмурился:
— Кто?
— Не знаю, и будет чертовски трудно это выяснить, придется прочесать этаж за этажом и призвать на помощь армию.
Фрэзи рассмеялся.
— Это абсурд. На что нам сдался этот тип?
Гиддингс ответил:
— Знаете, слишком много набирается вещей, которых мы не знаем, и в этом все дело. Я отвечаю за здание. Я сжился с ним, оно стоило мне немало пота и крови…
— Никто бы не мог сделать больше, Уилл.
— Однако, — продолжал Гиддингс, — есть вещи, которые прошли мимо меня, и единственное, о чем я прошу, — дайте мне время, чтобы выяснить, насколько они серьезны. Неужели я хочу слишком многого?
Фрэзи взял позолоченную авторучку и уставился на нее, пытаясь сосредоточиться. Что если во время приема действительно что-то случится? Если вдруг откажет электрооборудование, какие могут быть последствия? И если вдруг обнаружатся недоделки внутри здания, не поможет ли это решению его проблем, не даст ли дополнительное время, чтобы найти съемщиков, и, может быть, согласиться с губернатором и снизить ставки? И в известном смысле свалить вину на Макгроу и Колдуэлла, то есть на генерального подрядчика и автора проекта, и оказаться таким образом вправе утверждать, что компанию по заключению договоров на аренду великолепных помещений новейшего коммерческого центра «Башня мира» срывают обстоятельства, от него не зависящие?
Гиддингс сказал:
— То, что вы задумались о последствиях, уже хорошо.
Фрэзи отложил ручку.
— Но боюсь, что не смогу вам помочь, Уилл. — Он немного помолчал, потом продолжил: — Отменить церемонию уже невозможно. Мне жаль, что вы этого не понимаете. Мы не можем с самого начала сделать Башню посмешищем.
Гиддингс вздохнул и поднялся. Ничего другого он и не ожидал.
— Ну что же, вы хозяин. Мне остается только надеяться, что правы вы, а не я, что я просто вижу все в черном цвете, что вижу призраков, когда думаю о том польском здоровяке, который непонятно почему шагнул с лесов в пустоту, — нет, он с этим не имел ничего общего, просто никак не выходит из головы, не знаю почему.
Он подошел к дверям, взялся за ручку, но обернулся:
— Я, пожалуй, зайду к Чарли на Третью авеню. И, пожалуй, напьюсь. — И вышел из комнаты.
Фрэзи, задумавшись, неподвижно сидел за столом. Он был убежден, что поступает правильно, но хорошо бы выслушать и другую точку зрения. Снял трубку и сказал Летиции:
— Соедините меня, пожалуйста, с Беном Колдуэллом.
Телефон через некоторое время загудел. Фрэзи снял трубку. Тихий голос Бена Колдуэлла спросил:
— И у вас неприятности, Гровер?
Перед ним на столе все еще были разбросаны бумаги.
— Эти… копии, — начал Фрэзи, — я даже не знаю, как их назвать… — ваши чертежи с изменениями… вы о них знаете?
— Знаю.
— Ваш сотрудник их подписал.
— Он говорит, что нет. Я ему верю.
— Эти изменения существенны, Бен?
Бен не колебался:.
— Это еще предстоит выяснить.
«Никаких сомнений», — подумал Фрэзи, и эта мысль его утешила.
— Уилл Гиддингс хочет, чтобы я отменил сегодняшнее торжественное открытие.
Колдуэлл молчал.
Фрэзи озабоченно продолжал:
— Что скажете вы?
— О чем? — это была одна из неприятных привычек Колдуэлла.
— Я должен отменить церемонию?
— Реклама — не моя область, Гровер. — Его тихий голос прозвучал укоризненно.
— Ну, разумеется, нет, — согласился Фрэзи.
Некоторое время они молчали.
— Это все? — спросил Колдуэлл.
— Все. — Фрэзи повесил трубку. Ему пришло в голову, что из всех людей, которых он знал, не исключая губернатора, только Колдуэлл умеет вызвать в человеке ощущение детства, ощущение ученика, уходящего после неприятного разговора в учительской.
Ну, одно решено. Планы на вечер не меняются.
Глава VII
14.10–14.30
Губернатор никак не мог принять решение, но, как обычно, в конце концов победил здравый смысл. Нигде не сказано, что он, губернатор штата Нью-Йорк, должен предупреждать мэра о своем визите. С другой стороны, зачем лишний раз гладить кого-то против шерсти? А шерсть Боба Рамсея была известна тем, что легко пускала искры.
— Я сейчас в Гарвард-клубе, — позвонил он мэру. — Это достаточно нейтральная почва для выпускника Йеля? Если да, то я вас жду. Выпьем по стаканчику. Я угощаю. Потом можем вместе отправиться на открытие чертовой мечети Говарда Фрэзи.
Мэру города Бобу Рамсею было пятьдесят семь лет, он отличался отменным самочувствием, уже второй срок был мэром этого огромного города и наслаждался каждой минутой, проведенной в этом качестве. В его словаре слово «долг» было напечатано самыми большими буквами.
Губернатор, устроившись в кожаном кресле в углу клубной гостиной, с бокалом «наполеона» под рукой, спросил:
— О чем будем говорить? О братстве людей, которое символизирует «Башня мира»?
Это была излюбленная тема Боба Рамсея. Но Бент Армитейдж умел заземлить самые возвышенные мысли и тема сразу потеряла все свое очарование. Мэр пил черный кофе.
— Я об этом пока еще не задумывался, — сказал он. Это было ошибкой.
Губернатор со своей язвительной улыбочкой был тут как тут:
— Ну, этого не может быть, мой милый. Вы, как Марк Твен, тратите уйму времени на подготовку своих экспромтов. Все мы так делаем. К чему отрицать?
— Я хотел сказать, — упрямо стоял на своем мэр, — что еще не решил окончательно, какими заготовками воспользуюсь.
Губернатор внезапно сменил тему:
— Что вы думаете об этом сооружении?
Рамсей снова занялся кофе, лихорадочно обдумывая, какие ловушки скрыты в этом вопросе.
— Я думаю, все согласятся с тем, что это роскошное сооружение, одна из лучших построек Колдуэлла, может быть, даже венец его творчества.
— Под этим и я подпишусь, — сказал губернатор.
— Она создает новые пространства…
— Которые городу и даром не нужны.
Рамсей неторопливо отпил кофе и отставил чашку.
— Это несправедливо и вообще неверно. Что городу нужно, так это как можно больше подобных прекрасных помещений, — а к ним, разумеется, такую поддержку властей, какая необходима любому городу в этой стране, чтобы выжить.
Для Боба Рамсея это был вопрос веры. Он вызывающе взглянул на губернатора.
— Возможно, — допустил тот и посмотрел на часы. — У нас есть еще немного времени. Попробуем разобраться. Предположим, я выдвину тезис, что большие города, в которых более миллиона жителей, такой же анахронизм, как динозавры. Что бы вы мне ответили?
Мэр надулся, но не ответил.
— Я это серьезно, — продолжал губернатор. — Что бы вы сказали при виде нескольких городов со стотысячным населением, в каждом из которых были бы все необходимые службы, вокруг которых располагались промышленные предприятия и склады, обеспечивающие рабочие места, но без этих ужасных трущоб, без гигантских расходов на пособия по безработице и без вытекающих из них проблем преступности. Вы бы поддержали эту идею?
— Неужели это вы, — удивился мэр, — который постоянно упрекает меня в прожектерстве?
— Тут есть небольшая разница, — возразил губернатор. — Вы ждете манны небесной, чтобы ваш любимчик динозавр не издох с голоду. Я же ищу другую живность, которая позволит нам выжить. — Он сделал паузу и рассмеялся: — Это моя современная версия идеи Джефферсона о буколической цивилизации, которая заменила бы джунгли переполненных городов, которые мы создали и в которых никто не может быть счастлив. — Он снова помолчал. — Разве что один Боб Рамсей.
Мэр тем временем что-то усиленно подсчитывал.
— Это значит раздробить территорию метрополии на сто тридцать одинаковых самостоятельных городов, каждый из которых пошел бы своим путем…
— И стоял бы на своих ногах так же крепко и уверенно, как корова на льду, — закончил за него губернатор и кивнул.
— В борьбе за существование нет ничего дурного. Это придает ясную цель нашей политике.
— Я часто не понимаю, — сказал мэр, — когда вы всерьез, а когда — ради красного словца. А сами вы понимаете?
Губернатор не возражал против подтрунивания над его слабостями, однако ответил:
— На этот раз я совершенно серьезен. Наш город непрерывно нищает, все новая беднота стягивается сюда, а ваша опора — солидные люди среднего класса — покидает его. Не за горами то время, когда у вас останутся только люди, которые живут в пентхаузах и ездят в лимузинах, и люди, живущие в трущобах и совершающие насилие на улицах и в метро. — Губернатор на миг умолк, но уже не улыбался. — Вы можете это отрицать?
